Еще раз про государство в бизнесе
Для начала следует вот что уяснить: примеров эффективного госкапитализма история собственно капитализма не знает. Все. Точка. Никогда такого не случалось, чтобы госкомпания, при прочих равных, на том же рынке работала эффективнее частной.
Не то, чтобы любая госкомпания – полная катастрофа. Грубо говоря, есть Сбербанк – который еще туда-сюда, а есть ВТБ – кошмар, коррупция и раздрай. Но, не принижая очевидных талантов Германа Оскаровича Грефа – все равно следует сказать, что в сравнении с Альфой – оба госбанка будут иметь бледный вид.
Мы уже как-то писали, почему государство не должно заниматься бизнесом, но, очевидно, даже тех аргументов не хватает, чтобы выкорчевать из мозга ширнармасс фантазии о «народной собственности» и «государственном контроле». Попробуем еще разок.
Народная собственность
Тут начинается первая же проблема. Доля собственности коммерческой компании (акция) – один из самых высокорискованных инструментов инвестирования. От миноритарного инвестора, по большому счету, крайне мало что зависит. Он ставит свои деньги одновременно на десятки, если не сотни переменных: конъюнктуру рынка, квалификацию и добросовестность менеджмента, представление о завтрашнем дне коллег-инвесторов, природные и политические обстоятельства местопребывания компании.
Ровно из этой презумпции выходит американский закон о запрете рекламы инвестиций в фондовый рынок неквалифицированным инвесторам. Прежде чем, первый раз в своей жизни, вы – добропорядочный американский налогоплательщик купите чьи-нибудь акции – вас заставят подписать форму, где вы подтверждаете, что являетесь квалифицированным инвестором, осознаете все риски и будете не в претензии к тому, кто вам их продал, когда потеряете все свои деньги.
Ремарка: с точки зрения американского закона – «народное IPO» ВТБ и Роснефти 2007-го года – преступление уже по факту, безотносительно того, что случилось далее.
Когда же компания находится в госсобственности – у вас, как гражданина и налогоплательщика, просто нет возможности не быть ее акционером. Прав у вас еще меньше, чем у обычного инвестора, вас даже не пустят на общее собрание акционеров на коврике постоять. Но, как бы там ни было, от рождения – до самой гробовой доски, вы будете делить с менеджментом этой компании все радости, а чаще невзгоды. Всю коррупцию, всю неэффективность, весь раздутый штат, все рыночные колебания, все пузыри, все ошибки – все вы оплатите из своего кармана.
Я не представляю человека за пределами мягкой комнаты Института им.Сербского, который захотел бы приобрести акции ОАО «Российские железные дороги» — возложив на себя почетное право компенсировать ежегодные многомиллиардные убытки, заодно датируя фантастические (по любым меркам) зарплаты топ-менеджмента.
Но, будучи российским налогоплательщиком, вы по-умолчанию компенсируете отсутствие модернизации, финансируете безумные инфраструктурные проекты, оплачиваете бесполезные рамки на вокзалах, а заодно, чтобы два раза не вставать – строите шубохранилище господину Якунину.
Собственность – это, в первую очередь, риски и ответственность. Госсобственность – это риски и ответственность по факту рождения, без любой возможности на них влиять.
Но, скажете вы, а как же доход? Госкомпания, помимо всех явных рисков и убытков, может приносить и доход в бюджет страны?
По факту – нет. Госкомпания – всегда убыток для бюджета и формирующих его налогоплательщиков. Всю ту прибыль, которую компания может принести в бюджет, бюджет и так в состоянии получить в виде налогов. Мало доли в прибыли? – Нужно повысить налоги.
Государственный контроль
Государственный контроль, как аргумент нахождения компании в госсобственности – это такой челмедведосвин. Адепты госкапитализма обожают его, при этом, не будучи в состоянии внятно объяснить, в чем он заключается.
Государство, если кто вдруг не в курсе, контролирует любую компанию, находящуюся в его юрисдикции. Оно издает законы, регулирующие тот или иной рынок. Оно получает финансовую отчетность в рамках системы налогообложения. Оно, через судебную систему, разрешает трудовые споры и конфликты хозяйствующих субъектов.
Посадив чиновника в кресло президента компании, качество госконтроля за ней можно только ухудшить, создав очевидный конфликт интересов, когда один и тот же субъект призван и управлять, и контролировать качество управления.
Аргумент об обязательном госконтроле часто приводят в случае с так называемыми «стратегическими предприятиями», мол нельзя же частнику доверить танки строить.
Проблема в том, что «стратегическое предприятие» — это вымышленный термин. Если вы чиновник, если вам тепло в кресло СЕО какого-нибудь завода – вы всегда сочините аргумент, почему этот самый завод ни в коем случае нельзя приватизировать и в чем стратегия его нахождения в госсобственности.
Транспортные предприятия – инфраструктурная безопасность, оружейные – защита гостайны, банки – финансовая стабильность, розничный ритейл – продовольственная независимость.
С такой логикой – нам следует вернуться в светлые времена развитого социализма, потому что нет ни одной отрасли бизнеса, к которой слова «независимость», «безопасность» и «стабильность» — не могут быть применены.
Как вы думаете, вот если даже не обращаться к цифровым данным, а навскидку – какая из стран в мире самая грозная в военном отношении? США? Бинго! А каков процент госсектора в ВПК этой самой страны? Правильно, ноль процентов.
Бомбардировщики «стелс», авианосцы, танки «Абрамс», все эти поражающие воображения по сериалам типа Хоумленд беспилотники – все чудо и разнообразие разрабатывают и выпускают барыги-спекулянты, буржуи, частники, лавочники. Больше того, значительная часть американской оборонки – это публично-торгуемые компании.
Ну и как? Украли у пиндосов все секреты? Продали спекуляшки родину за много рублей?
Итог
Запомните простую мысль: как только чиновник ставит пластинку о «государственном контроле» ли, «народной собственности» ли, «национальном достоянии» ли – это переводится на русский вполне однозначно: этот человек либо уже бесконтрольно сидит, либо хочет бесконтрольно сесть на финансовый поток.
