Халява и жизнь

Все (туда-сюда адекватная часть публики) более или менее понимают, почему колбаса в магазине должна стоить денег, а не финансироваться из бюджета и вручаться по-предъявлению гражданского паспорта.

Если государство отберет у бизнеса право производить и продавать колбасу, а будет самостоятельно ее изготавливать и распределять — «Докторская» из сои и говна превратиться в фетиш за неделю, а мэр города будет вторым по влиянию человеком, после товароведа колбасного распределителя.

«От каждого по возможностям — каждому по потребностям» — не работает, все попытки построить коммунизм в любой форме заканчивались либо отказом от этой идеи, либо — окружением коммунистического рая семиметровым забором, чтобы население не вздумало бежать от своего счастья.

Халява

Но есть в современном мире (а на экс-советском пространстве — особенно) две священные коровы — образование и здравоохранение. Идея вернуть крепостное право не так взбудоражит общественность, как предложение обучать в школах и лечить в больницах за деньги клиента.

И я, признаться, не очень понимаю, как этот диссонанс укладывается в голове у людей. Свадебная прическа, которую делает стилист с трехмесячными курсами и комплектом оборудования на $500 — то за деньги, а коронарное шунтирование, для чего нужна целая бригада квалифицированных специалистов, оборудование операционной за сотни тысяч долларов, дорогие препараты — то базовое и неотъемлемое право.

Поработаю капитаном: без рынка, конкуренции и желания предпринимателей зарабатывать не бывает полных прилавков колбас на любой вкус и кошелек, бывает чахлый батон, завернутый в промасленную бумагу, чтобы достать который вы убили выходные на поездку в Москву.

Без рынка, конкуренции и желания предпринимателей зарабатывать не бывает и больниц в стиле американских сериалов, бывает забытая богом дыра, с туалетами типа «дырка в полу», в которой доживают старики, ведь их «некуда выписать».

Не бывает без них и Итон-колледжа. Бывает скучающая дама бальзаковского возраста на ставке в 600-700 баксов. Которая не знает предмет (ведь сама «ходила на пары» в местный педвуз за счет бюджета) и для которой три десятка малолетних кретинов перед глазами — иллюстрация неудавшейся жизни и рухнувших надежд.