Миф о китайском экономическом «чуде»
Медиа, общественное мнение, молва очень любят истории Золушек — успеха вопреки всему. Когда кто-то пошел не в ногу, нарушил все правила, опровергнул все закономерности и добился выдающихся результатов. Типа той версии Альберта Эйнштейна из “интересных фактов”, бродящих по Одноклассникам, что не знала математики в объеме школьного курса.
В 10/10 случаев оказывается, что история “победы вопреки” либо недостоверная, либо неполная, либо в ней причины и следствия ловко поменяли местами. Фактура же реального мира оказывается до скуки “правильная”.
Магистральной из таких историй был Китай. Даже от людей вполне неглупых можно было услышать сочетание “китайское экономическое чудо” или “уникальная политическая система”. Мол, вы говорите про демократию, устойчивые независимые институты, защиту прав собственности, которые только и обеспечивают экономическое развитие, а посмотрите на Китай.
С точки зрения экономики меня и 5, и 10 лет назад этот аргумент изумлял. Потому что Китай растет не то, что не “вопреки”, не то, что “по правилам”, а прям по учебнику.
Китай — не исключение, Китай — это сферическая модель роста экономики догоняющего развития в вакууме.
С кончиной товарища Мао, в конце 70-х — начале 80-х годов подушевой ВВП Китая составлял менее $200 в год. Чтобы вы понимали масштаб катастрофы: подушевой ВВП США в то же время составлял более $12 000. Разрыв в 60 раз — это сегодняшний между Люксембургом и Конго. ВВП на душу и тогда очень бедной Мексики — $2 800, в 14 раз выше. Для сравнения: в США сегодня подушевой номинальный ВВП менее, чем в 6 раз выше российского.
Как эти $200 в год по инфляции не пересчитывай (получится примерно 600) — это ниже всякого статистического представления об абсолютной нищите, это уровень сегодняшней Уганды, Афганистана и Сомали.
Это значит, что абсолютное большинство, сильно больше 90% миллиардного населения по уровню и типу потребления, по производительности труда, по образу жизни остались во вполне реальном средневековом аграрном мире.
Среднестатистический китаец буквально “питался с земли” с такой производительностью вспашки ее своим горбом, что +/- солнечный день или дождь в году отделяли его перманентный голод от голодной смерти.
Не нужна Нобелевская премия по экономике для понимания, что любой другой труд этого китайца будет в разы производительнее.
Посадишь ли ты его в современный трактор, перепрыгнув сразу три века технологических революций, шить колпаки из красной тряпки с белым помпоном, закручивать гайки, паковать игрушки в коробки, просто за руль погрузчика — в любом варианте производительность труда взлетит в десятки, если не сотни раз.
Все что реально сделало правительство Дэн Сяопина — ушло из значительной доли секторов экономики, не мешая западным инвесторам жадно вцепиться в свое главное конкурентное преимущество — десятизначное число бесплатных людей, которые за следующие 30 лет, без остановок на пути следования, прыгнут сразу с плуга — за футуристичный пульт управления сборочным конвейером.
За взрывным ростом производительности труда, за спросом на рабочую силу — идет рост доходов, за ростом доходов — рост потребления, за ростом потребления — спрос на рабочую силу и так по кругу.
И так будет всегда, если государство специально не вредит — страна использует свои конкурентные преимущества, будь это нефть, дохрелион дешевой рабочей силы, даже недоразвитость сама по себе — все пойдет в дело. Люди хотят предоставлять друг другу услуги, хотят потреблять больше и лучше с каждым днем, иностранные инвесторы хотят покупать преимущества. Не устраивайте культурных революций, террора, каторги и все будет хорошо.
Это система довольно просто работает, об этом пишут все учебники, нет никакого чуда. Проблемы и сложные решения нужны когда страна вошла в зону средних доходов (к которой Китай сегодня близко, что отлично видно на темпах роста), рост в нищей отсталой стране — это набор азбучных истин.
Но вот с чем всегда приходилось нехотя соглашаться — это с уникальной политической системой Китая. Который, отринув демократию и все присущие ей институты, вроде независимого суда и разделения властей, смог искусственно создать системы сдержек, противовесов и, главное, внутренней ротации и сменяемости власти.
Казалось, что вот тут-то товарищи оторвались, таки, от Земли. Сохраняя железную партийную автаркию, централизованную догматичную идеологию, цензуру, крайне аккуратно регулируя общественные и личные свободы, тем не менее, смогли внутри партийной структуры эмулировать все необходимое.
Выборы как инструмент обновления заменяются обязательной ротацией руководящих кадров на всех уровнях, свобода слова системой сбора “сигналов с мест”, публичная конкуренция меритократическим отбором лучших кадров.
Надо отдать должное, китайцы долго держались той единственной автократической Золушкой. Той диктатурой, что излечила врожденный дефект — атрофию механизмов трансляции власти, когда вся грозная машина бесславно рассыпается с физической смертью диктатора.
Еще в 2017 Китай можно было привести единственным исключением из общего правила: что автаркию от конкурентной демократии отличает, в первую очередь, недолговечность первой.
Впрочем, в 2018-м году Китай стал очень обычной персоналистской диктатурой — сменяемость власти закончилась. Чуда не случилось и тут.
